Добавлено (22.05.2008, 03:35)
---------------------------------------------
Галя
Я летел в Дели, как выразлися Носов, со своим самоваром. Сам он еще в аэропорту высмотрел двух юных подружек, и в самолете сел рядом с ними.
А я был со своей Галей. Она настояла на том, чтобы лететь со мной, и я, как обычно, уступил. К тому же назавтра у нее был день рождения. Галя была умной, красивой и целеустремленной. Она была старше меня, и, в отличие от меня, всегда ясно видела цель и способы ее достижения. Она твердо решила выйти за меня замуж.
Я мягко отстранился от дремлющей Гали и пошел в хвостовой туалет. В последнем ряду сидел Носов со своими новыми подружками - рыжей и черненькой. С помощью пледа он показывал им, как индийские женщины оборачивают свое тело сари.
- А вот и Эрик, - сказал он, увидев меня в проходе. - Знакомься, это Фиона и Руфь.
Я кивнул. Девушкам было лет по восемнадцать. У Фионы была короткая гривка черных с какой-то химической синевой волос и татуировка в виде выползающей из-под выреза футболки змейки. Руфь была ярко-рыжей со схваченной резинкой копной мелких кудряшек.
Я вернулся в свое кресло.
- Ну что, поглазел на рыжую сучку? - спросила Галя, не открывая глаз. Она не могла слышать нашего короткого разговора. Меня всегда поражала ее интуиция.
Спускаясь с трапа самолета в Дели, мы с наслаждением вдыхали теплый, пахнущий сухой травой воздух. После московской ноябрьской слякоти это казалось чудом. Впереди на трапе маячила рыжая шевелюра Руфи.
Нам повезло - из-за ремонта в нашей гостинице нас поселили в “Ашока-Oтель” - один из лучших в городе. С балкончика нашего номера был виден большой парк. Одуряюще пахло магнолиями. С деревьев вспархивали зеленые, как незрелые бананы, попугаи. Вечерело, было пасмурно и душно - приближался cезон дождей.
Галя раскладывала вещи. Я взялся за дверную ручку.
- Ты куда?
- Спущусь в холл, наберу рекламок экскурсий.
Галя проводила меня внимательным взглядом.
Из холла я позвонил Сури - знакомому по прошлым поездкам ювелиру с Палика Базар. Он еще был в своей лавке. Я попросил его подобрать кольцо с аквамарином и привезти его в номер завтра к девяти. Аквамарин был Галиным камнем. Затем я вышел на душную улицу, дошел до ближайшего цветочного магазина и заказал букет с доставкой в гостиницу завтра в восемь тридцать. Целая корзина роз обошлась мне в восемь долларов. Я захватил несколько рекламок и вернулся в номер. О завтрашнем дне рождения можно было больше не думать.
- Носов приходил, - сообщила Галя. - Я ему сказала, что ты уже спишь. Отдыхать надо с дороги, а не искать приключений, на ночь глядя.
Мы легли в постель, вяло позанимались сексом и быстро уснули.
Утром нас разбудил стук в дверь. Я натянул шорты и футболку и открыл - большеглазый, как все бенгальцы, худой подросток принес цветы. Он поставил корзину на пол, я дал ему на чай и закрыл дверь. Розы были темно-красные, почти черные.
Галя, как была голая, в восторге выскочила из кровати и повисла у меня на шее. Однако, новый стук в дверь заставил спрятаться ее под одеяло.
Вошел Сури - невысокий, улыбающийся, солидный. Сел в кресло у кровати, открыл плоский футляр и передал его Гале. На темно-зеленом бархате неярко блеснули три кольца с аквамарином.
- Добрый волшебник Сури принес тебе подарок ко дню рождения, - сказал я, наслаждаясь произведенным эффектом. - Выбирай.
Онемевшая Галя выбрала тонкое, бeлoгo золота, кольцо с большим прозрачным камнем. Собственно, камень жил своей жизнью, а кольцо лишь поддерживало его на пальце. Сури налил в стакан воды из графина, привязал к кольцу нитку и опустил его в воду. Камень стал невидимым, словно исчез - видна была только тонкая оправа кольца. Аквамарин был хорошего качества.
Мы договорились с Сури о встрече в его лавке, и он ушел.
Галя вновь выпрыгнула из постели и вытянув руку, любовалась кольцом. Затем бросилась на меня, и, толкнув в грудь, повалила на кровать. Через секунду она стащила с меня шорты, и, урча, принялась сосать мой член, держа его, словно древко знамени. Минет у нее всегда был высшим проявлением благодарности. Я лежал на спине и думал, кого же вчера склеил Носов - Фиону или Руфь? Мне почему-то хотелось, чтобы это была Фиона.
Днем мы c Галей гуляли по городу, ездили на рикше, катались на слоне. Небо становилось все темнее, духота становилась нестерпимой. Вот-вот должен был начаться ливень.
Мы вернулись в гостиницу, и Галя зашла в душ.
В дверь постучали, - в номер ввалился Носов.
- Старик, давай выпьем перед ужином, - предложил он.
Вода в душе прекратила шуметь, и я услышал Галин голос:
- Эрик, ты что, дома не можешь выпить?
- Галечка, мы быстро, пока ты будешь мыться и сохнуть. И потом, ты ведь все равно не пьешь...
- Я могу просто посидеть с тобой, как всегда. Носов тоже может остаться.
- Ну хорошо, мы только глянем, какой тут бассейн, и вернемся.
- Неизвестно какая гадость в этом бассейне плавает. Тебе что, душа не хватает? Ты бы лучше...
Я достал плавки и быстро закрыл за собой дверь, не дослышав, что сказала Галя.
Мы спустились вниз и вышли в гостиничный двор. Бассейн полукругом огибал здание. Посередине его перекрывал стеклянный мост, в котором находился бар. Мы быстро переоделись и прыгнули в бассейн. В предгрозовых потемках вода была бледно-голубой, как аквамарин сегодняшним утром.
Под стеклянным мостом бара в воде сидели Фиона и Руфь. Их купальники, состоящие из крошечных лоскутов ткани, продолжали аналoгию с аквамарином - в воде их практически не было видно. Носов махнул официанту, тот вышел из бара и, приняв заказ, принес нам четыре клубничных "дайкири". Носов, держа в одной руке коктейль и обнимая другой Фиону, открыл рот для произнесения тоста, но мощный удар грома заглушил его слова. Ливень начался сразу, сплошной стеной, как это бывает только в тропиках. Он был настолько плотным, что мешал дышать. От поверхности воды непрерывно взлетали вверх тысячи фонтанов, сливающихся в сплошную пелену, не позволяющую ничего видеть на расстоянии вытянутой руки. Рыжая голова Руфи виделась расплывчатым пятном в водном ореоле.
Я притянул ее за талию, и она, гибкая, словно хлыстик, оплела меня руками и ногами, впившись в мой рот пахнущими клубникой губами. В прохладе ливня ее тело было горячим, как кипятильник в стакане воды. Я потерял ощущение реальности происходящего. Я сдвинул вбок полоску ткани купальника Руфи и, приспустив свои плавки, рукой ввел свой набухший член между ее бритых половых губ и обхватил ее за мальчишеские ягодицы.
Ливень еще услился, хотя это казалось невозможным. Дышать становилось все трудней. Разомкнувшись, мы выбрались из бассейна и, подхватив под навесом одежду и полотенца, бросились к входу в гостиницу. Полотенца мгновенно промокли, и мы вбежали в лифт, истекая ручьями воды. Мы поднялись к Руфи. Фионы в номере не было. Мокрые полотенца полетели на пол.
Через час я вышел в коридор в мокрых шортах и футболке. В торце коридора, у окна меня дожидалась Галя. Ее интуиция как всегда была на высоте. Очевидно она узнала, где живет Руфь, у портье.
Увидев меня, она медленно пошла мне навстречу. Поравнявшись с пустующим постом дежурной, она cхватила со столика телефонный аппарат и с силой бросила в меня, попав в плечо. Я метнулся к лестнице и прыжками помчался вниз.
У себя в номере я переоделся в сухую одежду. Вошла Галя и заперла дверь. Она была на удивление спокойна.
- Думаешь сбежать? Ничего у тебя не выйдет. Не так все просто. Думаешь я зря потратила на тебя цeлый год? Если хочешь знать, я беременна.
Я долго молча слушал Галин монолог про ее загубленную молодость, про ее мнимую беременность, про ее больную маму и брата, который не потерпит этого позора и заставит меня на ней жениться. У меня перед глазами стояла стена ливня, мокрые груди Руфи, торчащие в стороны, как у козы и ее ненамокающие мелкие рыжие кудри.
Через четыре месяца мы поженились. С Руфью, конечно, не с Галей же.

Посылал этот рассказец Михаилу Армалинскому . Вот цитата из его ответа:

"Очень по делу попугаи, как зелёные бананы. И сквозная настырная интуиция Гали. И линия аквамарина прочерчена умело.
Конец же предсказуемо милый (подчеркнуто мной - Э.). Если Вы именно такого и хотели, то Вам это удалось.
У Юлии Вознесенской есть книга "Женский Декамерон". Так что Вы не спешите с названием. Но идея серии рассказов про женщин хороша."

Добавлено (23.05.2008, 22:52)
---------------------------------------------
Вика
В этом коротком романе с Викой было очень мало событий. Да мы и виделись-то в общей сложности всего часов пятьдесят. Из них лишь часов двадцать - наедине. Из них лишь часа четыре - без посторонних глаз. И затем - четыре года переписки и телефонных разговоров.
Викa жила в Калининграде. Когда ей исполнилось восемнадцать, родители отправили ее погостить в Америку к тетке. Тетка жила в Бейкерсфилде- скучнейшем месте в сухих предгорьях Сьерра Невады. Через неделю она отвезла Вику в Сан Франциско к своему двоюродному брату и моему приятелю Сергею.
Вика прикатила на поезде рано утром. Через час после этого я заехал к Сергею перед работой за какой-то мелочью. Я посмотрел на Вику, и мне расхотелось ехать на работу.
Вика была белокожей и легко краснела. При этом она не была стеснительной, скорее наоборот. Ее способность краснеть была скорее воинственной, чем целомудренной. Она была невинна, от нее за версту пахло девственностью, но похоже надоевшей ей самой. Одновременно в ней чувствовалась сила и цепкость, здравый практический ум и даже какой-то женский цинизм, который обычно прививают дочерям матери, помыкающие своими мужьями. Обмануть таких невозможно. Но можно попытаться обыграть.
Вопрос “зачем?” я себе не задавал. Между нами проскочила искра - я это отчетливо видел. Глупо размышлять о том, кто и для чего посылает эти искры, гораздо интереснее раздувать из них пламя.
Вика должна была пробыть в Сан Франциско только три дня, - пятницу, субботу и воскресенье. Я позвонил на работу, сказался больным и вызвался показать Вике город. Серега только покрутил головой и уехал по своим делам.
А я повез Вику по мостам, набережным и любимым улицам. У меня был опыт работы в такси и немного гида, и я старался изо всех сил. Тут важны были слова, и они рождались сами собой - именно те, которые были нужны. Бывают дни, когда все получается само собой. Викe нравилась моя связная речь, ей нравился летний день в Cан франциско, ей нравилась моя дорогая машина. Она принимала меня, что называется, благосклонно, но для полного успеха этого было недостаточно. Задача моя была не из простых - ведь она была девственницей, а я женатым мужиком, намного старше нее.
Мой вдохновенный треп сам настроился на нужную волну. Я неожиданно для самого себя заговорил о любви. Я впервые в жизни так длинно и связно говорил о любви к едва знакомой девушке, словно это был заранее выученный театральный монолог. В тот момент я действительно любил ее. Такое чувство, наверное, испытывают актеры, находясь "в образе". Не то самообман, не то самогипноз. Вика слушала меня с интересом, даже с восторгом. Я видел, что она не глупая овечка, и не спешит вот так вот с бухты-барахты влюбиться. Но ей льстил мой порыв, который она принимала за чистую монету. А я был на седьмом небе от того, что девочка оказалась со стержнем, и мне не придется в нужный момент отклеивать ее от себя, как попавшую в варенье муху...
Мы оказались за городом, на узкой скалистой площадке высоко над океаном. Я стоял впереди, а Вика пряталась за мной от ветра, обнимая (вернее пока еще только держась) меня за талию и прислоняясь щекой к моей спине. Я повернулся к ней, наклонился, и мы, жaдно обнявшись, начали целоваться на ветру. У нее был маленький мягкий рот сердечком, и у меня сразу мелькнула мысль, что ей будет трудно делать минет.
Затем мы целовались в машине, в эвкалиптовой роще и в китайском ресторанчике, где были единственными посетителями.
На обратном пути в машине я запустил руку ей под кофту. Под кофтой без всякой поддержки торчали грудки-яблочки. Они по очереди уютно поместились в моей ладони, которая через минуту была вежливо выдворена. Таким образом мне было указано на уровень моих текущих достижений - неограниченное количество поцелуев с минимальным распусканием рук.
Я отвез Вику домой, но вечером мы вновь увиделись - в гостях у Сергея и его жены Светы. Теперь нас объединяла общая тайна и не давал покоя свежий любовный репейник. Рыжая, как всегда, запаздывала и приехала тогда, когда мы с Викой уже сидели рядом, а именно на том расстоянии, когда силы отталкивания совершенно не действуют, а силы притяжения царят безраздельно. Сергей озабоченно крутил головой, а Света грустно на меня смотрела - ей уже все было ясно. Я говорил смешные тосты, а Вика запрокидывая голову, смеялась позвончавшим смехом. За столом было тесно, и мы сидели плотно прижавшись друг к другу бедрами. Ee близость была невыносимой. Я все время без повода касался Викиной руки, платья, и, наконец, передавая тарелку, быстро погладил ее по щеке.
Рыжая резко встала, и стул с грохотом откатился в сторону. Брошенная вилка надвое расколола тарелку.
- Сколько это будет продолжаться?! - закричала она грозным нетрезвым голосом.
Стало тихо. Воинственно алели Викины щеки. Сергей попытался что-то сказать, но его перебила Света:
- Пойдемте покурим!
Общество задвигало стульями и отправилось во двор курить.
В тот вечер мы сидели допоздна, но мне больше не удалось погoворить с Викой. После того, как я погрузил Рыжую в машину, Света придержала меня за рукав:
- Эрик, ты же обещал...
Я пожал плечами.
Назавтра была суббота. Серeжа с семьей и Викoй уехали на выходные в Калистогу - купаться в минеральной воде. О том, чтобы поехать вместе с ними не было речи - к нам приезжала теща. В воскресенье вечером Сергей посадил Вику на поезд и она уехала назад к тетке.
В понедельник Вика мне позвонила из Бейкерсфилда и дала теткин телефон. Мы стали ежедневно часами разговаривать. При этом мы практически ничего не рассказывали друг другу о себе - это было неинтересно. Вместо этого Вика снова и снова расспрашивала меня о моей к ней любви, взвешивая и оценивая ее качество, добротность и наличие стиля. Я сравнивал наши отношения с шаровой молнией - ярчайшим и смертельно опасным сгустком света и энергии, медленно и непредсказуемо движущимся вдоль заштрихованной мелким дождиком лесной опушки. Она зачарованно слушала. Ей нравилась моя любовь к ней - изящная и породистая, как дорогая собака.
Через неделю Викина тетка позвонила Сергею, Свете и, наконец, мне. "Зачем вы, взрослый человек, дурите голову молодой девочке?", - вопрошала она. "У вас жена и ребенок, а вы ведете себя, как мальчишка. Вика сказала, что вы ее любите какой-то необыкновенной любовью. Это правда?" "Разумеется, правда, Корнелия Аристарховна, а разве вы не любили никогда?" "Не путайте любовь и семью, молодой человек!" "Я-то как раз не путаю... А вoт вас я не понимаю - то я для вас взрослый, то мальчишка, то молодой человек..." "Послушайте, взрослый молодой человек!", - отчеканила тетка, - "Я не позвонила вашей жене лишь потому, что у вас с Викой не было ничего серьезного. Но я сделаю это, если вы нe оставите ее в покое!"
На следующий день позвонила Вика и сказала, что тетка все рассказала ее
родителям, и ее срочно - послезавтра - отправляют домой - в Россию. Голос ее был не то чтобы расстроенный, скорее раздасадованный. Ей тоже, как и мне хотелось со мной увидеться до ее отъезда. Она не строила серьезных планов в отношении меня, она не стремилась за меня замуж - для этого ей нужен был неженатый ровесник. Наша разница в возрасте, брак и ребенок автоматически переводили меня в разряд второсортных женихов. Но ей жуть как хотелось еще раз почувствовать грознное потрескивание проходящей в смертельной близости шаровой молнии.
На другой день я выехал из дома рано утром. До Бейкерсфилда было четыреста километров. По дороге позвонил в справочную и зарезервировал номер в первом попавшемся мотеле. Вика отпросилась у тетки на несколько часов "за подарками".
Я подхватил Вику на большом shopping mall. На ней было то же платье, что и на вечеринке у Сергея -облегающий сарафан в мелкий цветочек со змейкой через всю спину. По дороге в мотель я держал Вику за руку, а она озабоченно смотрела в окно. В сущности ей больше ничего от меня не было нужно - я приехал, подтвердив свою готовность идти за ней на край света в разумных пределах. Но я не хотел упускать свой шанс.
В мотеле я быстро добрался до уже покоренной высоты - мы неистово целовались, сидя на кровати, и я, проклиная ее сарафан, через вырез гладил ее груди. Но дальше дело пошло туго, - Вика категорически отказывалась раздеться. Мое красноречие и очередное упоминание шаровой молнии не возымели практического действия, хотя я видел, что Вика была сильно возбуждена.
Время шло, и ей пора уже было возвращаться. Замурлыкал Викин телефон - звонила тетка. Вика потянулась за ним через кровать, и, лежа на животе, принялась врать тетке про забитые всякой чепухой американские магазины. Я мгновенно вжикнул змейкой, превратив неприступный сарафан в беспомощный кусок ткани. Вика дернулась, словно ее и впрямь ударила шаровая молния. Разговор с тетей, однако, нужно было закончить, тем более что она предлагала приехать и забрать Вику у магазина. Нельзя было выдать себя ни голосом, ни торопливостью. Я прошелся руками вдоль Викиного тела и потянул с ее напряженно сжатых ног трусики в лиловый горошек. Вика отогнула ступни в последней отчаяннной попытке зацепить трусики большими пальцами ног, но я стянул их и бросил в угол комнаты.
Пока Вика успокаивала тетю, я целовал ее нежные круглые ягодицы. Все ее тело пахло зеленым яблоком, вероятно из-за шaмпуня. На пояснице светлел едва заметный пушок.
Щелкнула крышечка телефона, и Вика некоторое время лежала неподвижно. Я ласкал все ее тело, куда только мог дотянуться. Она расслаблялась, когда мои руки блуждали по ее спине, слегка напрягалась когда они гладили кожу ягодиц, и намертвo сжимались, когда я пытался проникнуть ладонью между бедер. Одновременно я какими-то змеиными движениями постепенно освобождался от собственной одежды. Наконец я лег рядом с Викой, и мы начали целоваться, лежа на боку. Мой член готов был лопнуть, не то спермой, не то кровью. Вика была красной, и часто и тяжело дышала. Однако моя малейшая попытка раздвинуть ее ноги встречала жесткое сопротивление.
Я опрокинул ее навзничь и спустившись рукой к ее коленям чуть сильнее попытался разъять ее бедра, но услышал ее неожиданно спокойный голос:
- Ты что, хочешь меня изнасиловать? Я заявлю в полицию.
- Викуль, ну о чем ты говоришь, какая полиция... Меня кондрашка сейчас хватит... Поцелуй его, хотя бы...
Вика пошевелила ртом-сердечком, как бы взвешивая на невидимых весax все “за” и “против”. Потом сказала:
- Нет, тогда лучше в попу.
Она порылась в сумочке, достала какой-то крем и протянула его мне. Потом встала на четвереньки и прогнула спину. Эта картина у меня до сих пор стоит перед глазами.
Моя голова шла кругом. Я намазал кремом свой вздувшийся, перевитый венами член, затем коснулся намазанным пальцем ее розовой сморщенной дырочки. Вика вздрогнула, но тут же расслабилась. Я приставил посиневшую головку в то место, где сходились лучики морщинок и слегка надавил. Вика глубоко вздохнула и подалась мне навстречу. "Интересно, какой сукин сын научил ее этой технике", - с мимолетным раздражением подумал я, погружя свой член в плотно охвативший его Викин зад и мгновенно взрываясь водопадами спермы.
Сразу после этого Вика спрыгнула с кровати, отыскала свои трусы и, вытеревшись, бросила их в корзину для мусора. Я, лежа на кровати, любовался ее телом. Вика надела сарафан на голое тело и повернулась спиной ко мне. Я медленно застегивал змейку и ее тело по сантиметру скрывалось от меня за цветастой тканью.
По дороге домой я опустил стекло и с наслаждением вдыхал запах вечерней калифорнийской степи.
Вскоре после этого Вика вышла замуж за юного судоводителя Сашу и родила дочку. В ее письмах появились новые интонации - восторженная по отношению к ребенку и полупрезрительная по отношению к мужу.
Затем Вика стала писать чаще и настойчиво напоминать мне про шаровую молнию. Читая очередное письмо, я мог с точностью определить, в море ее муж или дома. Как-то она прислала мне свою фотографию в предельно откровенном бикини. Я понял, - Вика решила, что ее замужество, рождение дочери и прошедшие годы понизили ее рыночную стоимость, уравняв ее с моей. Когда она предложила приехать в гости, я поинтересовался, она все еще замужем или нет? Она ответила - пока да. Мне недвусмысленно предлагалось самому ответить на этот вопрос.
Как хорошо, что на расстоянии в несколько тысяч километров нетрудно уклониться от любого, даже самого каверзного вопроса.

из любого слова конфетку сделает