С дороги я очень устала и сон - это то, в чем я нуждалась больше всего. Мне снилось озеро, шумная компания... Кто-то садится играть на гитаре. Но вместо гитарных аккордов я слышу аккорды фортепианные... Постепенно сон проходит, а музыка остается. Кто-то играл на пианино. Причем хорошо. Но громко.
-Черт, Ба, это что такое?
-Ах, это наш сосед. Павлик. Он пианист. Правда, чудесная игра?
- Я так хотела спать.
- Тебе все равно пора разбирать вещи.
Ну, может, я и ошиблась и моё тут пребывание будет действительно несносным.

Поразительно! Он играл три часа. Ни разу не прервавшись. И такое чувство, что моя кровать стояла точь в точь у стены, где было его пианино.
Бабуля часто о нем говорила. Так я узнала, что ему 20. Он учится в консерватории, выиграл кучу конкурсов. Одним словом, придурок. Я очень саркастически относилась к таким юношам. Как-то мне не думалось, что они могут представлять собой что-то интересное! Голова моя была готова расколоться на много маленьких кусочков. Я купила огромные наушники, чтобы полностью растворяться в свой музыке, но проблема в том, что я могла понадобиться бабуле в любой момент, но не услышать, что она меня зовет. Вскоре я к нему привыкла.

Каждое утро, когда я выходила в 7.35 в институт, в подъезде пахло чьей-то туалетной водой. И пахло так приятно, что все мое тело замирало. И этот запах неизменно присутствовал по утра. Видимо, я просто чуть позже его носителя выходила в подъезд. И никак мне не удавалось поймать того человека, которому принадлежал аромат. Ба не знала никого молодого в подъезде, кроме пианиста и двух мужчин, которые жили вместе. Они были братья и было им всего по 23, но ба упорно называла их мужчинами. Пианиста я отмела сразу. Это был аромат человека, который знает себе цену, стильный, аристократ... Мое воображение разыгрывалось каждое утро.
А вечером, когда я пыталась писать, меня отвлекали бесконечные гаммы, этюды, пьесы и что там они ещё играют.

Больше всего я мечтала написать книгу. Я пробовала много раз. Сначала это были книжки для детей, но ни одну я не закончила. Потом был детективный роман, но в середине я совсем запуталась, отложила его, а когда вернулась, забыла кто и за что распял героя на дереве в саду его собственной няни. Так что и это пришлось отложить. У меня очень хорошо получалось придумывать разные сцены знакомства людей, но дальше знакомства мне никого не удавалось провести. Может, потому что самой в жизни это не удавалось? Сейчас я писала о собаках. Это было трудно, тк у меня никогда не было собаки.
Но вот однажды мне в голову пришел совершенно шикарный сценарий. Я даже набросала план в течении 13 часов практически не отходила от компьютера. Потом мне просто стало плохо и я вышла на балкон.

В таких старых домах просто замечательно устроены балконы. Они маленькие и узкие, так что там может поместиться только стул и маленький столик, чтобы поставить туда чашку с молоком. Я села на стул и закинула ноги на перила, отхлебнула теплого молока. Вообще-то я его не очень люблю, но сейчас оно казалось мне самым прекрасным напитком на свете.
Кто-то слева от меня кашлянул. Я вздрогнула.
Ещё одна прекрасная особенность таких балконов - они очень близки друг к другу. Видимо, в те времена, когда дом строился, человеческое общение было превыше всего.
На балконе рядом стоял темноволосый юноша. Он был красив. Такой, знаете, одержимый какой-то идеей красавец-сумасшедший. Он был в обычной голубоватой рубашке-поло и стильных домашних брюках. В данный момент он закуривал сигарету. И это было, должна признаться, жутко сексуально. Он увидел меня и улыбнулся, кивнув головой. При этом его торчащие во все стороны кудряшки вздрогнули. Ну, одним словом, он меня покорил.
Тут же я вспомнила, что сегодня я в течении 13 часов дергала себя за волосы, накручивала их на пальцы и карандаши, а одну прядь, чуть выше правого уха я, в припадке задумчивости, укоротила с помощью ножниц. Кроме того я была вся красная и пижама моя в горошек сильно помялась. Я улыбнулась ему и шмыгнула в дом.
Сердце мое бешено колотилось. Я решила, что все это от того, что у меня необычайно успешно продвигается роман.

Прошло две недели. На встрече писателей нашего города я познакомилась с парнем, который уже выпустил сборник своих рассказов. Это произвело на меня огромное впечатление. Он обещал мне принести книгу и пригласил в ресторан. Я никого не знала в этом городе, поэтому с радостью согласилась - хоть какое-то развлечение.
Ради такого случая я одела черное платье, решив оставить лифчик дома. Посмотрев в зеркало я сама себя захотела. Так что это было то, что нужно. Своего писателя я собиралась соблазить. А что такого?
За пять минут до выхода я застеснялась своего вида и быстро переоделась в брюки и тунику.

Ресторан был крутой. Откуда у писателя, издавшего только один сборник рассказов? деньги на это? Ну, дело в том, что у его отца собственное издательство.
Нас проводили к столику.
-... Понимаешь, ты ещё всего этого не знаешь, но мир писателей очень жесток. После выхода моей книги мне не раз приходилось ощутить на собственной шкуре, что значит зависть, ненависть. Понимаешь, некоторые очень тяжело переносят талант и творческий успех тех, кто, по их мнению, не обладает... ты меня не слушаешь?
-Оу, нет, что ты. Продолжай, очень интересно рассказываешь.
Но на самом деле я его не слушала. Я слушала музыку. Кто-то играл на рояле. Инструмент стоял в самой глубине зала. Пианист играл страстно, склонив голову низко над клавишами, слекка покачиваясь вслед за музыкой. Он окончил играть и те, кто сидел к нему поближ, зааплодировали, он встал, чтобы поклониться... и я чуть не выронила спагетти изо рта. Это был тот самый человек с моего балкона, а значит... Это тот самый мой "пианист Павлик".
- .... не был готов к признанию. Многие писали о моих рссказах, что они пародия на Куприна. Но разве это можно так говорить?? Ничего общего. Но могие и одобрили мой первый сборник. Мне пророчат большое будщее. Знаешь кто? Эй, ты чего?
- Может, потанцуем?
- Я обще-то не хочу.
- Ладно.
Прошло ещё 30 мнут. Мой спутник не затыкался. Я стала откровенно скучать и передумала его соблазнять.
Вдруг музыка притихла. К роялю села девушка. А Паша прошел в зал. Он сел за один из столиков, официант принес ему бокал. Я не отрывала от него взгляд
Тут мой спутник воскликнул:
- Да что же я все о себе-то?! Вот, посмотри лучше мои произведения. И он достал и кармана пиджака книжку. В мягкой обложке. В ней было 35 листов. И три рассказа.
Я принялась читать этот бред.
Вдруг я услышала голос, от которого в животе потеплело. Паша стоял над моим спутником:
- Вы позволите, если я немного потанцую с Вашей дамой?
- Валяй!
Паша подал мне руку и вывел в середину зала, где уже топтались три пары. Танцевал он прекрасно. Как только он обнял меня за талию, я ощутила знакомый запах, встречающий меня каждое утро по будням...
За свой столик я уже не вернулась.
Мы с Пашей возвращались домой пешком. Он оказался просто невероятным собеседником. Он столько знал, так отлично разбирался во многом и так увлекательно рассказывал, что я ругала себя за то предвзятое отношение, которое составила о нем.
В ту ночь мой роман писался особенно легко.

Мы стали здороваться при встрече и иногда болтали на балконе. Он не предпринимал никаких шагов, а я боялась его. Ему было очень сложно соответствовать. Учитывая, что я была писателем-неудачником, а он успешным пианистом.
Он не только играл в том дорогом ресторане, но ещё и преподавал в музыкальной школе, иногда играл на разных концертах, помогал некоторым группам, записывая для них музыку. Он очень хорошо зарабатывал, много читал, знал кучу людей (в том числе и писателей и журналистов). Одним словом - это был идеал до которого я должна была вырасти.
Я очень привыкла к музыке, которая доносилась из-за стенки и не могла представить себе жизни без неё.

Прошло месяца три после нашего знакомства.Я встречалась с парнем, который работал на радиостанции. Он курил как паровоз и пошло шутил. Нормальный такой парень. Дурак, правда.
Роман я свой забросила, потому что он ну никак не желал писаться дальше. Так что я просто старательно училась и стречалась иногда со своим придурком.
И вот, как-то под вечер я стала ощущать странную тоску. Мне чего-то явно не хватало, я поела, полежалав ванной, сделала зарядку - ничего не помогало. Утром все оставалось по-прежнему. Ба была притихшая и не мешала.
Весь день в институте я сидела сама не своя, отправила своего дебила домой, заявив, что у меня нет никакого желания с ним говорить, пришла домой. Там мне стало только хуже. И тут я поняла. Я уже два дня не слышала, как Паша играет.
Я позвонила ему в дверь. Волновалась страшно. Но никто не отзывался. Я позвонила ещё и ещё. Наконец, он прокричал откуда-то из глубины свей квартиры: "Я никого не хочу видеь!"
Я немного потопталась на месте, но потом снова позвонила. "Паш, это я!"
Щелкнул замок.
Я вошла в квартиру, где было темно и, честно говоря, воняло.
- Паш, все в порядке?
- Нет.
Я и сама уже это увидела. Глаза него были красные, а под ними красовались огромные черные круги. Потом я увидела и синяки на его лице. Волосы были грязными и прилипали ко лбу. Одежда смялась. И тут только я увидела самое ужасное. Обе его кисти были в гипсе.
Я подняла на него испуганные глаза, а он заплакал.
Я тут же собралась, обняла его, провела на кухню, усадила на табурет. Бысто вскипятила чашку молока, перелила молоко в блюдце и поднесла к его рту.
- Ненавижу молоко.
- Вот и отлично. Пей.
Он выпил и успокоился. На кухне была разруха. Много перебитой посуды. Какие-то продукты. Некоторые испортились.
- Что случилось?
- Я возвращался из ресторана. Около половины третьего ночи. И недалеко от дома на меня напали. Трое или четверо, не помню. Они повалили меня на землю...Двое встали мне...на руки...чтобы я им не мешал... Я говорил, чтобы все забирали, только руги не трогали...Но стало только хуже.. Они сломали мне семь из десяти пальцев и запястье правой руки.
Мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не расплакаться. Я понимала его отчаяние Вся его жизнь была построена вокруг игры на пианино.
- Я ничего не умею, кроме как играть. Ничего.
И он снова заплакал.
- И когда это случилось? Их ищут?
- Уже нашли. Но что толку?
- А когда ты ел последний раз?
- Видишь ли, это не так-то просто...
- ДуРАК! НАДО БЫЛО ПОЗВАТЬ МЕНЯ!
Я принялась намывать кухню, а он сидел на табуретке и бормотал что-то. Что жизнь его кончена, что теперь ему нечем будет заняться и он умрет от тоски и бедности.
Все, что у него было в холодильнике - просроченные сардельки. Так что я сходила домой, принесла ему суп и плов. Подогрела все это и села кормить его.
- Ты не должна этого делать. И потом, это меня унижает.
- Слушай, индюк ты мой, унижаться будешь, когда тебя придут проведать друзья, а ты, немытый и с голодными глазами будешь сидеть посреди всего этого хаоса.
- Мне неловко, что ты все это видишь...
- Уж лучше я, чем кто-то из твоих крутых друзей!
Я покормила его супом. Он явно ожил. Еще бы! Когда я кормила его пловом, он уже находил это забавным.
Потом я высказала предположение, что его нужно помыть. Я ничего этого не стеснялась и не боялась по двум причинам: я уже умела ухаживать за беспомощными людьми, потому что прошлым летом ухаживала за своим восьмидесяти пятилетним дедушкой; а кроме того, Паша уже не был недосягаемым секс-богом, который превосходит меня во всем. Это был просто несчастный беспомощный человек. Которому я нужна.
Конечно, он начал протестовать.
- Ну, позвони кому-нибудь.
- Дело в том, что мне некому позвонить.
- Как? А твои друзья?
- Это не столько друзья, сколько приятели. Понимаешь, я не могу просто так, ни с того ни с сего позвонить им, чтобы они приехали меня помыть!
- Тогда это сделаю я!
- Нет. Я никогда не пойду на это.
- Хорошо, ты когда-нибудь был на пляже?
- Конечно.
- И ты ведь не стеснялся?
- Нет, конечно.
- Так что ты оденешь плавки, на руки оденем пакеты и я тебя помою.
- я не могу так!
- Почему?
- Потому что мы даже не целовались ни разу, а ты уже ведешь себя как жена!
- Что?!
- В хорошем смысле! Ты берешь на себя слишком неприятную миссию!
Могла ли я сказать ему, что больше всего по ночам я любила представлять его в ванной?!
- Чтож, если вопрос только в поцелуе, то не вижу никаких препятствий!
И я поцеловала его. Ох, как мне стало хорошо, но нужно было все свести к шутке, чтобы он совсем не струсил.
Я рассмеялась и спросила, где его плавки. Он указал на шкаф.
Я помогла ему снять свитер и рубашку. Со штанами он сказал, справится.
Прошло тридцать минут перед тем, как он, смущаясь, вышел из комнаты в плавках. Я уже успела проветрить квартиру, протереть пыть и помыть полы в зале, коридоре и кухне.
Я погрузила его в заранее приготовленную ванну. Помыла ему голову и его всего. Не ниже, конечно плавок. Меня переполняла нежность и даже возбуждение от того, что мужчина моих снов так близко ко мне. Но я с этим справилась. Скоро он благоухал.
Он дал мне деньги и я сходила за продуктами. Приготовила ему ужин.
Все это время я болтала о всякой ерунде, стараясь за километры обходить тему его рук и его будущего.
Он был так слаб и обескуражен, что готов был уснуть рано вечером. Я поменяла ему пастельное белье и помогла лечь. Он, конечно, без конца говорил, что не может позволить мне няньчиться с ним. На что я сказала, что мне это даже приятно. Кроме того, я не хочу, чтобы он помер и вонял.
Это был самый счастливый день в моей жизни.

Так, я приходила нему утром, в обед и вечером. Иногда, когда я не могла вырваться, отправляла бабусика. Но редко. Он уже привык к этому своему состоянию и многое научился делать. Например, ставить тарелку в микроволновку и доставать её оттуда. И есть. Если для этого не требовался нож. Одним словом, он стал привыкать. А я стала привыкать к нему. Я узнала, как он одинок, узнала, как сильно он привязан к музыке. Узнала, что его родителей уже нет в живых. Узнала, что это отец его учил играть. И что он мечтает о двух детях.
Он уже не смущался мыться при мне.

Тем временем я изо всех сил напрягалась, чтобы придумать, чем ему заняться. В день, когда я собиралась расстаться со своим придурком с радио, он поведал мне, что у него есть знакомый, который занимается тем, что подыскивает работу для радиоведущих. Что у него невероятные связи и что он не смог найти работу для моего дебила. Я не удивилась, но имя запомнила. Мы расстались. Без особых слез.
Я практически бежала к Павлу. Пришла, посадила его перед собой, включила диктофон и попросила рассказать что-нибудь интересное про Баха, например. В течении пятнадцати минут он, без единой запинки, рассказывал мне разные интересные вещи. Потом я выключила диктофон и взяла с него обещание не спрашивать пока, зачем я это делаю.

Гипсы сняли, теперь нужно было разрабатывать руки. Если и была какая-то надежда на то, что он сможет играть - теперь она пропала. Он снова погружался в дипрессию. Я почти не отходила от него. Потому что он частенько говорил о самоубийстве. Я очень боялась. Постоянно с ним разговариваа. Он осунулся и глаза его выражали беспредельную печаль.
Тем временем мне удалось встретиться с тем парнем, у которого были огромные связи в радио-мире. Я дала ему послушать Пашу, рассказала его историю и уточнила, что эта речь, что он слушал - импровизация. Тот почесал бородку и сказал, что у него есть работа для этого самородка.

- Я не хочу заниматся ничем кроме музыки.
- Да, но на что ты будешь жить? Твои денежные запасы подходят к концу!
- я ХОЧУ ИГРАТЬ.
- ПАША! СПУСТИСЬ НА ЗЕМЛЮ"! Ты НЕ МОЖЕШЬ.
- Неужели и ты так думаешь?
- Это говорят врачи. Если ты сядешь за рояль - это бует чудо и я обрадуюсь сильнее даже тебя. Но нельзя закрываться в квартире только от того, что теперь твоя жизнь должна измениться, а ты этого не хочешь. Иногда обстоятельства бывают выше нас.
- Хорошо, я схожу на эту запись. Ради тебя. И ради нас.

В ту ночь мы впервые занимались любовью. Думаю, это было самое нежное и в то же время страстное действие, в котором я когда-то принимала участие. Я растворялась в нем и в аромате, который исходил от него.
Ему дали работу на радио.
А мы были вместе.
Всегда.
И однажды я все-таки одела то черное патье, оставив дома все нижнеее белье...

Прошел год. Ему предложили работать в Москве. К тому времени я укрепилась в нашем городском журнале. Но была уверена, что и в Москве для меня найдется работа.
Как-то раз я пришла к нему, открыв дверь своим ключем, чтобы приготовить для нас ужин.
Квартира встретила меня холодом. Здесь было стерильно чисто и пусто. Большинства его вещей не было. На пианино лежало письмо. Но ещё до того, как открыть его, я поняла, что он уехал. Один.

"Милая моя, бусинка. Я знаю, что тебе будет больно это читать, но мы бы оба не вынесли этого разговора. Я должен расти дальше. Я уезжаю в Москву. Там меня ждет карьера. Я не могу взять тебя с собой, потому что, я не люблю тебя. Я перепутал любовь с безграничной благодарностью, что испытывал к тебе. Поэтому теперь я уезжаю один. Когда простишь меня, прошу, обращайся за любой помощью! Я готов буду, когда налажу связи, найти работу и для тебя. Прошу, не вини меня. Я оставляю тебе деньги и некоторые вещи, которые хочу, чтобы были у тебя. Прошу, прости меня.
Твой."

Вот и все.
Прислушавшись к себе, я поняла что совсем его не виню. Потому что понимала, что это похоже на правду. Он никогда меня не любил. Он во мне нуждался. И уже это приятно грело душу. Кроме того, если бы не то, что случилось, не было у меня и этого счастливого года счастья. А ведь кто-то не получит и этого.
Наверное, из-за того, что моя любовь к нему была так безгранична, я легко перенесла это.

Ещё через год я уехала в Питер. Там мне удалось сделать карьеру. Я получила должность помощника редактора в одном издательстве.
Однажды я встретила его на празднике, посвященному выпуску его книги. Её издавали мы. Она была о нём, о его истории. И там было и обо мне. Когда я увидела его, воспоминания захватили меня, я переполнилась нежностью. И он тоже. Мы переспали. В его огромной квартире. И это было наше прощание. И мое прощение.
Больше я никогда его не видела.
И не любила.