ЗЫ Эрнс, прости за флуд.

Эрнст, ну ты силен! Великолепные образы.

Даже не знаю как сказать, но когда дошла до словосочетания "чемодан-собака" запищала от восторга. Потряюще! Посто потрясающе! Особенно беря во внимание как ты граммотно в начале прописал этот мыслеобраз...

Добавлено (11.06.2008, 19:47)
---------------------------------------------
Небрежно сваренные из листового железа павильоны Тишинского рынка были похожи на старые гаражи со снятыми воротами. В них казалось еще холоднее чем на открытом воздухе. Сверху они были покрыты цветным полупрозрачным пластиком. Зимнее солнце, просвечивая пластик, причудливо раскрашивало лица кавказцев, торгующих цветами и овощами. Усатые продавцы все, как один, были в кепках-аэродромах. Издали они походили на братьев. Продавцы гортанно переговаривались и, согреваясь, потирали красные ладони. В клубах пара и табачного дыма вспыхивали огоньки сигарет и золотые зубы. Покупателей по случаю шоковой терапии в экономике было немного.
Когда мы появились между рядов, продавцы оживились. Гарик был одет в элегантный плащ из черной лайковой кожи. Его взгляд и походка демонстрировали небрежную уверенность. Безусловно это был солидный покупатель. Шеренга кепок заволновалась.
Гарик почувствовал вдохновение. Павильоны рынка вдруг превратились в раскрашенные декорации. В хрусте снега послышался скрип рассохшегося паркета сцены. Фрукты и овощи казались преувеличенно ярким театральным реквизитом. Солнечный свет, проходящий сквозь гофрированный пластик, превратился в разноцветные лучи софитов, сфокусированные на благородном лбу исполнителя заглавной роли.
Гарик двинулся к усатым зрителям. Подойдя к крайнему прилавку, он поощряюще улыбнулся краснолицему джигиту, до самых глаз заросшему жесткой черной щетиной. Очевидно свою волосатость он считал атрибутом мужественности, и поэтому, несмотря на мороз, не запахивал ворот пальто. Из открытого ворота плотным клубком вырывалась густая курчавая шерсть, похожая на застывшый на морозе черный дым. Джигит, не замечая меня, улыбнулся Гарику с гостеприимным достоинством.
- Что желаешь, дарагой? У меня все свежее, выбирай!
Гарик ответил снисходительной улыбкой. Полуобернувшись к остальным продавцам, и небрежно жестикулируя, он начал давать указания волосатому джигиту. Цены он не спрашивал.
- Положи эти помидоры... Еще... Виноград давай... Еще одну кисть... И эту... Апельсинов пару кило...
Продавец возбужденно блестя глазами, взвешивал фрукты и укладывал их в пакеты. Шерсть в распахнутом пальто покрылась инеем от его разгоряченного дыхания. Гарик, победно оглядываясь, продолжал вести свой монолог:
- Груши эти взвесь... Пару гранатов... Ты понял, что я клиент?... Зелени положи пучка три... Огурцов... Сколько?... Да все, что есть... Бананов две связки... Ты понял, что я клиент?... Ананас... Вон тот, пожелтее...
Продавцы полукругом обступили Гарика и возбужденно гомонили.
- Мужчина, вазми пэрсики! Атборный!
- Мужчина, дыня зимний есть!
- Мужчина, сматри у меня хурма какой!
Гарик купался в лучах славы. Весь павильон искал его расположения. Он чувствовал себя миссионером, несущим язычникам свет истинной веры. В павильоне царила атмосфера кульминации спектакля. Самый высокий, самый горбоносый продавец с яростно горящими глазами, в колоссальной клетчатой кепке закричал ему в самое ухо:
- Мужчина, такой дамский пальчик нигиде не найдешь! Люксембург! Для вас стараемся!!
Гарик благодушно рассмеялся. Его смешили рекламные потуги базарного бизнесмена. Он дружелюбно подмигнул владельцу дамского пальчика и произнес:
- Что ты все, мужчина, да мужчина. Так знаешь кто говорит - мужчина? Так петухи друг другу говорят.
Увлекшись Гарик забыл, что находится не в терпимом к любым сексуальным аномалиям Сан Франциско, а среди щепетильных в вопросах мужественности горцев. Гомон мгновенно смолк. Повисла угрожающая тишина. Краснолицый перестал укладывать фрукты.
- Петухи?! Ты сказал – петухи? Горбоносый выкатил глаза с сеткой красных прожилок.
Гарик понял, что совершил ошибку.
- Да ты меня не понял... я же не это имел в виду... – он продолжал улыбаться, сменив снисходительное выражение лица на приветливое. Тишина взровалась возмущенным клекотом. Гневно горели глаза. Грозно топорщились усы. Кричали все сразу.
- Ты сам петух! Я тебе сейчас сам введу свой имел!
- Килиент, гаварышь? Сейчас я буду твой килиент!
- На, вазми агурчик, засунь себе в жопа! Сматри – длинный и толстый, как раз для тебя! Беспылатно!
Мы скорым шагом уходили со сцены, в одночасье превратившейся в поле боя. В спину нам неслось.
- Клиенты! Петухи!
За воротами рынка Гарик возмущенно выдохнул:
- Дикари черножопые! С дерева только вчера слезли! Шуток не понимают...

Перечитывала несколько раз. Очень интересная находка сравнить хруст снега со скрипом рассохшегося паркета сцены.

Мы зашли в кулинарию на 2-й Брестской и купили сырые котлеты по-киевски. Затем в киоске набрали кипу газет с объявлениями и вернулись домой.
Дома мы выпили по рюмке водки, и я занялся котлетами. Гарик сидел за кухонным столом и просматривал объявления.
- Так... Обаятельные подружки скрасят досуг состоятельным господам... Очаровательная азиатка пригласит в гости или приедет сама... Досуг... Досуг... Да тут их сотни! Куда звонить?
Я пожал плечами.
- Посмотри, может где-то район указан. Мы – на Белорусской. Тверская – тоже подойдет.
Я поставил тарелки с шипящими котлетами на стол. Мы выпили под котлеты.
- Та-ак... – Гарик жуя продолжал просматривать газету. - Ага – вот. Досуг. Территориально – Тверская, Центр.
Гарик отложил вилку и набрал номер.
- Але? Я по объявлению. У вас девочки есть? Блондинки... Ну, хорошо... Сколько лет? Окей, гуд. И сколько стоит? За одну? А за две? Окей, тогда две... -Гарик подмигнул мне, - адрес? Записывайте...
Гарик положил трубку.
- Сказали будут через двадцать минут.
Мы доели котлеты и убрали посуду со стола.
Звонок раздался через полчаса. Гарик отворил дверь. На площадке стоял накачанный парень в короткой кожаной куртке и две девицы. Кожаный вошел, не говоря ни слова, пересек прихожую и с завораживающей наглостью заглянул по очереди в каждую дверь.
- Эге, ты куда? - возмутился Гарик.
Парень неторопливо ощупал его взглядом близко поставленных оловянных глаз.
- Все нормально, командир. Не дергайся. Бабки приготовили?
Гарик протянул зажатые в пальцах купюры.
Качок вернулся на площадку и, подтолкнув девиц к двери, скомандовал:
- Все путем. Заходите. – И добавил, повернувшись к нам, - Через полтора часа позвоню в дверь. Захотите продлить – готовьте бабки заранее.
Дверь захлопнулась. Девицы стояли посреди прихожей. Волосы у обеих были русые. Одна была одета в красную кофту с глубоким вырезом и черную мини-юбку. На другой было короткое облегающее платье с серебристыми блестками. Слой косметики делал их похожими, как сестры. На вид девушкам было лет по восемнадцать.
- Ну что, девочки, проходите, - Гарик стряхнул с себя оцепенение, - садитесь, выпьем по рюмочке, познакомимся...
Девчонки переглянулись и пошли за стол.
- Давайте знакомиться. Меня зовут Грегори, а вас?
- Лена.
- Лена.
- Герхард, - брякнул я. По моим представлениям при дефиците времени все должно было происходить с меньшим количеством светских формальностей. Гарик недоуменно посмотрел на меня и продолжил роль радушного хозяина.
- О, две Лены! Значит не перепутаем, - он засмеялся своей шутке. - Что будете пить? Мартини, коньяк, водку?
Девчонки вновь переглянулись.
- Коньяк, - произнесла одна из Лен после паузы.
Выпили по рюмке «Метаксы». Лена в красной кофте подняла на Гарика густо накрашенные ресницы с комочками туши.
- Грегори, а вы приезжий? Иностранец?
Этой маленькой проститутке нельзя было отказать в сообразительности. Тема была выбрана безошибочно.
- А что, - заметно? – по лицу Гарика пробежала светлая тень.
- Ну да, одежда, лицо...
- Мысли, - прыснула серебристая Лена. Я подумал, что школу она скорее всего закончила в прошлом году. Гарик недоуменно посмотрел на нее.
- Не обращайте на нее внимания, - строгим голосом сказала первая Лена. – А чем вы там занимаетесь?
- У меня небольшая строительная компания. Дом в Сан Франциско, четыре туалета...
Разговор принимал опасное направление.
- Давйте выпьем еще по одной, - предложил я.
Гарик выпил, поставил рюмку на стол и посмотрел на часы на стене.
- Ну что, девочки, может в душ хотите?
Девчонки дружно закивали, встали из-за стола и пошли в ванную. Щелкнула дверь и послышался шум льющейся из душа воды.
- Ну что, телки свежие, молоденькие... Я беру ту, что в красной кофте... - глаза Гарика возбужденно блестели. Я кивнул.
- Только моются они что-то долго. По идее чистыми должны были приехать.
- Пусть здесь помоются. Так надежнее...
Время шло. Мы с Гариком выпили еще по рюмке. Я встал и подошел к двери ванной. Вода продолжала монотонно шуметь без малейшего всплеска. Сквозь шум доносились негромкие голоса. Слов разобрать было нельзя, но беседа явно была неспешной. Подошел Гарик и постучал в дверь.
- Сейчас! Мы идем! – раздалось изнутри.
Прошло еще несколько минут.
- Вы что, утонули там? Открывайте!
За дверью раздался плеск воды и задвижка щелкнула. Девчонки сидели в ванне друг против друга. Сверху на них лилась из душа вода. Без одежды было непонятно, кто из них какая Лена.
- Вы чего тут рассиживаетесь?
- Да вот, Ленке нехорошо стало... от коньяка...
- Вылезайте и вытирайтесь! – Гарик наконец обрел верный тон.
Девушки вылезли из ванны и пошли в гостинную, вытираясь на ходу. Все же они отличались друг от друга – одна была поплотней с круглым задом и смуглой кожей, другая повыше, с неширокими бедрами и с выступающими позвонками на мальчишеской спине.
Гарик тронул за талию смуглую Лену и подтолкнул к двери спальни. Дверь за ними закрылась. Я поглядел на оставшуюся Лену. Полосатое полотенце было обернуто вокруг ее бедер. Груди упруго торчали в стороны, как у козы. У меня пересохло в горле. Мне вдруг вспомнилась моя пустая квартира со сломанной игрушечной машиной в пыльной прихожей. Я погасил свет и подошел к окну. Там сыпал мелкий снег на фоне лунного фонаря и слышен был скрежет лопаты дворника. Я обернулся. Лена сняв полотенце сидела на диване.
- Это на тебе было серебряное платье?
Она кивнула.
- Ты что, его к школьному выпускному шила? - спросил я. Лена удивленно кивнула еще раз.
- Да... Как ты догадался? Так и будешь там стоять?
Я повернулся и пошел к дивану, вдруг оказавшемуся очень далеко. Подойдя к дивану сбоку и, встав вполоборота, я снял джинсы, рубашку и трусы. Помедлив, снял носки. Сел на диван рядом с Леной. Потрогал ее грудь. Грудь была холодной и твердой. Лена провела рукой по моему животу, спустилась ниже. Потом наклонилась к моему паху, и я почувствовал ее мягкие губы.
Я сидел и смотрел за окно на снег. Голова Лены ритмично двигалась вверх-вниз. Позвонки на шее выступили еще больше.
Девушка подняла голову, посмотрела на меня и вернулась к своему занятию. От ее взгляда, где-то глубоко внутри меня, лопнуло какое-то зерно, и слабый росток проклюнулся между чешуек. Я закрыл глаза и постарался расслабиться. Росток медленно расправлялся, возбуждение тягуче нарастало, оно скорее мучило, чем приносило наслаждение, но избавиться от него можно было только пройдя путь до конца.
Неожиданно с громким щелчком открылась дверь, и стремительной походкой делающего обход профессора вошел Гарик. Полы его халата развевались.
- Слушай, давай поменяемся! – в его голосе слышалось сильное раздражение, - а то я никак кончить не могу.
Лена растеряно встала, переводя глаза с меня на Гарика. Мираж рассеялся. Гарик нетерпеливо ждал. Я повернулся и вышел из комнаты.
В спальне, в углу кровати, свернувшись калачиком лежала Лена. Когда я вошел, она шевельнулась и села. Я сел с ней рядом. Лена молча провела рукой по моим бедрам и опустила голову вниз.
В дверь настойчиво позвонили - раз, другой, третий.
- Кто там? – услышал я голос Гарика.
- Время кончилось, выпускай девок. Или продлить хочешь? Тогда - бабки сразу. Открывай, короче...
Лена выпрямилась и села. Вошел Гарик, включил свет.
- Ну что, продлить, что ли? – спросил он, ни к кому не обращаясь. – Да ну их на хуй, весь кайф сломали... Бабки только сосут... Сейчас они идут, - крикнул он в сторону двери. Лена быстро молча одевалась. В дверях показалось серебристое платье. Я набросил на бедра полотенце.
- Ну, мы пошли. До свидания.
Девушки скромно стояли у дверей. Косметика на их лицах расплылась, и они снова стали похожими друг на друга.
Гарик открыл замок, выпустил их на площадку и захлопнул дверь.
- Развели, суки, как лохов! Моются целый час... языком мелют... – Гарик в возбуждении шагал взад-вперед по комнате. Я сходил в гостиную и оделся.
- Советский, бля, сервис... И во всем так у вас, во всем...
Я посмотрел на него и хмыкнул. Гарик подозрительно обернулся ко мне:
- Ты чего?
- Ты знаешь, я поеду домой.
- Да ладно, оставайся. Сейчас придумаем что-нибудь...
- Нет, я поеду... Дома надо сделать кое-что.
- Ну, смотри... Приедешь завтра? Ко мне этот Исаак утром должен заехать... Ну, по бизнесу...
- Я позвоню.
Мы попрощались, и я спустился по лестнице вниз. Из стоящих у подъезда забрызганных грязью «Жигулей» вышла девушка. Сильно хлопнула дверца. Машина тронулась и повернула за угол дома. У оставшейся на тротуаре девушки из-под куртки торчало серебристое платье.
- Лена? Ты чего здесь?
- Да, Сашок этот вяжется вечно – дай, да дай... Мне дармовой работы и так хватает – и с крышей, и когда бирюлевские наезжают. Еще водиле давать, - пошел он... Все равно, на сегодня все – сама доберусь.
- Подвезти? Ты где живешь?
- В Бескудниково.
Лена села рядом со мной и хлопнула дверцей. Я был даже рад, что ехать нужно было в противоположную от дома сторону. Подальше от моей пыльной прихожей...
Над Садовым кольцом в свете фонарей кружились мокрые снежные хлопья. Под колесами с мягким шлепаньем разлеталась в стороны мягкая бурая каша. Стекло машины мгновенно покрывалось грязевой пленкой. Щетки, метаясь по стеклу из стороны в сторону, без устали расчищали один и тот же исчезающий кривой многоугольник.
- Ты чего отмороженный такой? - спросила Лена.
- Ты это о чем?
- Ну, тормоз какой-то. Вроде молодой, а не стоит толком... Обычно девок заказывают, когда трахаться хочется.
- Это не я заказывал.
- А, Григорий этот что ли? Ну, он вообще лох – что пить будете, помыться сходите...
- А тебе плохо что ли? – разозлился я. – Тебе деньги заплатили? А ты продинамила час из полутора и еще выделываешься тут...
- Да ладно, - примирительно сказала Лена. – Я просто говорю, что ты какой-то чокнутый. Я у тебя в рот беру, а ты в окно смотришь на фонари... Небось жену вспомнил. Мне такие попадались – шибко совестливые...
Я подавил желание заткнуть ей кулаком рот.
- Ну, а если и жену, что ж плохого, - после паузы спокойно сказал я. – Или у блядей это смешным считается?
- Я тебе не блядь! Не путай блядей с проститутками!
- А какая разница? - меня вдруг начал развлекать этот разговор.
- Проститутка – профессия, а блядь – мировоззрение.
- У-у, какие мы слова знаем! – я окончательно развеселился.
- А ты думал! Все же второй курс филфака...
- О, это мне знакомо...
- Ты что, - тоже филолог?
- Да нет, я на механическом учился...А на филфак мы ходили барышень снимать. Это так и называлось фил – фак.
Мы свернули с Садового на Новослободскую. Снег усиливался. Троллейбусные провода над нами на глазах обрастали липким влажным снегом. Понемногу подмораживало. Начинался гололед.
- А этот, как его – Грегори, он что – твой родственник? На друга вроде не похож. И по возрасту и вообще...
- Да, дядя жены.
- Он на самом деле в Сан Франциско живет?
- Да, уже лет двадцать.
- А ты чего не уедешь?
- Да уеду... Пока все бумажки оформишь... Я в почтовом ящике работал, с допуском. Правда те великие секреты можно давно уже в газетах прочесть, но пока все инстанции пройдешь... Думал быстрее получится, но уже полгода пролетело...
- А жена уже там, - догадалась вдруг Лена.
- Ну да. И все ее родственники. И мой сын тоже. Нужно было ехать, пока выпускали.
- А-а, тогда понятно, на какие ты фонари смотрел...
Я замолчал. Колеса машины вязли в растущей массе снега. Подмораживало. Под снегом раскатывалась тонкая ледяная корка. На эстакаде у Савеловского вокзала занесло идущий впереди троллейбус. Штанги, искря, соскочили с проводов, троллейбус повело в сторону, развернуло и он затормозил, упершись передним колесом в бордюр и перегородив две полосы. Я осторожно объехал его по встречной. Разметки не было видно в сплошной снежной каше.
Дворники на стекле едва справлялись. Грязные сугробы по сторонам шоссе покрывались свежим чистым снегом. Лена молча курила длинную черную сигарету. На спуске с Тимирязевского моста машину начало заносить. Дорога была свободной, поэтому я, действуя только рулем, отпустил все педали, и мы, как на лыжах, спустились вниз.
- Слушай, а ты так и не кончил с Ленкой?
- Нет.
- А хочешь?
- Нет.
- Ну-ну.
Мы кое-как добрались до Бескудниково. Лена жила в одной из девятиэтажек недалеко от шоссе. Не доехав метров тридцати до дома, машина вдруг нырнула капотом вниз, противно проскрежетала днищем по льду и забуксовала. Я выругалася.
- Что тут у вас такое?!
- А, блин, тут кажется где-то траншея была - ее засыпать засыпали, но не заасфальтировали. Сказали – зимой нельзя асфальтировать по-мокрому.
- Ты что, предупредить не могла?!
- Да откуда мне помнить... Я обычно с другой стороны иду, от остановки. А таксисты вообще во дворы не заезжают.
- А я, значит, лох очередной, заехал!
Лена молча посмотрела на меня. Я включил заднюю передачу и, толчками раскачивая машину, попытался выехать из траншеи. Визжали покрышки. Я понял, что закапываюсь еще глубже.
- Ты машину водить умеешь?
- Немного. Я попробую.
Я вышел из машины. Снегопад усиливался. На крыше машины на глазах рос слой снега. Я, раздирая руки, оторвал от большой ели во дворе несколько мохнатых лап и подложил их под передние колеса. Лена села за руль, выжала сцепление и включила передачу. Я, пригнувшись, изо всех сил уперся руками в капот. Сквозь мелькание дворников я видел ее сосредоточенное лицо.
- Давай! – я махнул ей рукой.
Колеса чуть тронулись и мотор заглох.
- Газу, больше газу!
Двигатель завыл, колеса бешено завертелись, ещу глубже зарываясь в снег и бросая мне в лицо комья мокрой грязи, осколки льда и растертую хвою. Я поднял руку и подошел к водительской дверце.
- Выходи!
Лена вышла из машины.
- Ладно, иди. Сам разберусь. Ты все равно ничем не поможешь.
С меня стекали комья мокрого снега. Лицо было в грязи.
- Пошли ко мне – умоешься хоть, просохнешь.
- К тебе? Родичей твоих порадовать?
- У меня мать только. На молочном комбинате в ночную пашет. И вообще, - если зову – иди. Или твоя очередь выделываться наступила?
Я посмотрел на нее, выключил фары, вынул из замка зажигания ключи и захлопнул дверцу.
Мы поднялись на седьмой этаж. На полу в лифте у моих ног образовалась лужа. Мы вошли в тесную прихожую.
- С тебя течет, раздевайся здесь.
Я снял с себя ботинки и куртку. Брюки тоже были в грязи. Лена смотрела на меня, выжидая. Я подумал, что раздеваюсь перед ней уже второй раз за вечер. Второй раз оказалось проще. Я снял с себя всю одежду. С минуту мы молча смотрели друг на друга. Лена скосила глаза вниз и хмыкнула:
- А ты не такой уж отмороженный. Иди в ванную!
Она сгребла в охапку мою одежду и вышла в кухню. Я зашел в душ и с наслаждением встал под горячую струю. Вскоре прошуршала шторка и за моей спиной в тесную ванну шагнула Лена. Я уступил ей струю душа и намылил мочалку. Мы молча менялись местами, по очереди заходя под льющуюся воду, намыливали друг друга мочалкой, смывали мыло и снова и снова с каким-то ожесточением терли друг друга... Потом просто стояли, подставляя тела горячей воде...
Я провел рукой по Лениной спине, касаясь выступающих позвонков. Она оперлась руками о стенку, немного прогнула спину и позвонки спрятались, слившись в одну ложбину. Я еще раз провел рукой по этой ложбине, по узким бедрам, чуть присел, и, помогая себе рукой, с усилием вошел в горячую, скользкую тесноту.
За пеленой воды, за наполненным горячим паром воздухом, за стенами ванной не существовало больше ничего – ни брошенной машины, ни моей пыльной прихожей, ни океана, ни того, что за ним. Маленькая, ярко освещенная ванная висела в черной холодной пустоте мира, и реальными были только эти позвонки, при каждом движении чуть обозначающиеся цепочкой холмиков на мальчишьей спине...
Я проснулся от того, что Лена - одетая и причесанная - трясла меня за плечо.
- Вставай, сейчас мать со смены придет.
Она вышла в прихожую. Я услышал, как она с кем-то говорила по телефону. Моя сухая одежда висела на спинке стула. За окном было еще темно. Снегопад прекратился. Я быстро оделся и вышел вслед за Леной в прихожую. Она положила телефонную трубку и повернулась ко мне:
- Я тут с Васильичем говорила - с соседом – они с дружками за бутылку машину не только из траншеи вытащат – до дому дотолкают... Людям похмелиться надо... Уже ждут внизу. Извини, кофе не предлагаю.
Я обулся, натянул куртку. Лена стояла напротив, опершись плечом о дверной косяк и сложив на груди руки. Я сделал шаг вперед.
- Не надо, иди... – Она перехватила мой взгляд на телефонный аппарат с семью цифрами в крошечной рамочке. – И звонить тоже не надо, ни к чему.
- Ну, пока.
- Иди.